Заходи, садись поближе, грусть, моя - печаль.
Не смотри, что я обижен и не рад речам.
Заходи. Пусть, нас не много, но зато как встарь,
тут сестра твоя тревога, разгоняет хмарь.
Скоро подойдёт досада и начнётся пир.
Я, пожалуй, сам присяду в кресло - не Ампир.
Всё закружится, как в танце, даже старый стул.
И сумеет тут остаться только странный гул.
За окном двенадцать двадцать. Спит притихший двор.
Челюсти устали клацать. Ластик, словно вор.
На столе лежат досада, грусть-печаль, тоска.
Я - смотритель зоосада: белого листка.
Чу, за дверью вновь движенье: шорохи, возня.
Может, это униженье?..
Брось:
простой сквозняк.
Возвращаюсь вновь обратно:
ручка, чай, листок.
Было... Было многократно...
Что сейчас не то,
не пойму?..
Я сих коллизий сделаю глоток,
и, уставший взгляд уставлю в белый потолок.
И с какой-то там попытки в это поздний час,
пригласив иных красавиц, угляжу я счас...
27 июня 2006 года
ВЗАИМОСВЯЗАННОСТЬ
Прилетала синей тучкой грусть в моё окно.
Поливала старый двор и двух влюбленных.
Как царапины на титрах, как печаль в кино,
проливались снова строчки с небосклона.
Прилетала синей тучкой и скулила боль,
и глумилась, дорогая, отступая.
И застыл последний кадр мокрый и рябой.
И присела на стекло дождинок стая.
Я стоял и улыбался. Я смотрел вперёд.
Двое мокрых воробьёв присели рядом.
Синий город растворялся, и спешил народ.
И весна уже несла садам наряды.
Прилетала синей тучкой и звала мечта.
Я в который раз юнцом опять поддался.
И неоновой рекламой на больших щитах
город мой, прощаясь, снова улыбался.
8 марта 2006 года
ПОСЛЕДНЯЯ ГРОЗА В НАЧАЛЕ ОСЕНИ
Не ищите меня в этом городе,
им по горло давно уже сыт.
Я почти утонул в этом омуте,
что у вас называется быт.
И по тропкам, листвою заброшенным,
я уйду утром ранним сырым.
И не буду я гостем непрошеным,
и сомнений рассеется дым.
И надеждой со мною поделятся
сентября голубые глаза,
и мотив незнакомый навеют мне,
а слова мне подскажет гроза.
Перебором гитарным раскатистым
пронесется над лесом хмельным,
словно хочет с бродягой мечтателем
попрощаться до новой весны.
Из полей донесет ветер шорохи,
принесет холода перемен.
И листва, что лежит в куче ворохом,
вдруг ощутит, что ждет её тлен,
и закружится в вальсе сконфуженно,
в окруженьи невидимых стен.
Баритон саксофона простуженный
разразится обилием тем.
И внезапно отчетливо, трепетно
зажурчит под пригорком река.
В ней веками сомнение лепетом,
но река всё течёт сквозь века.
И никто не нарушит гармонии
улетающих осенью стай,
как финальные звуки симфонии,
наполняя, текут через край.
Я очнусь и сорву на прощание
первый красный кленовый листок
и, подобно обычным желаниям,
засушу между песенных строк.
И, быть может, контуженной осенью,
мне подобной пропащей душе,
подарю те листки зимней проседью,
а, быть может, оставлю в плаще.